Неточные совпадения
—
В вас
погибает талант; вы не выбьетесь, не выйдете на широкую
дорогу. У вас недостает упорства, есть страстность, да страсти, терпенья нет! Вот и тут, смотрите, руки только что намечены, и неверно, плечи несоразмерны, а вы уж завертываете, бежите показывать, хвастаться…
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много
погибает судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных
дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей
в огне пожаров и т. д., то на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам,
в одиночку, не всегда
в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а
в многолюдных городах!
— Все, кому трудно живется, кого давит нужда и беззаконие, одолели богатые и прислужники их, — все, весь народ должен идти встречу людям, которые за него
в тюрьмах
погибают, на смертные муки идут. Без корысти объяснят они, где лежит путь к счастью для всех людей, без обмана скажут — трудный путь — и насильно никого не поведут за собой, но как встанешь рядом с ними — не уйдешь от них никогда, видишь — правильно все, эта
дорога, а — не другая!
— Ведь все эти железные павильоны остались от прежней Московской Всероссийской выставки на Ходынке. Вот их-то
в Петербурге, экономии ради, и решили перевезти сюда, хотя, говоря по совести, и новые не обошлись бы
дороже. А зато, если бы стояли эти здания на своих местах, так не было бы на Ходынке тех рвов и ям, которые даже заровнять не догадались устроители, а ведь
в этих-то ямах и
погибло больше всего народу.
Многие сотни! А сколько еще было таких, кто не
в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях,
в лесах, около
дорог, за двадцать пять верст от Москвы, а сколько умерло
в больницах и дома!
Погиб и мой извозчик Тихон, как я узнал уже после.
Надел картуз, поддёвку и пошёл на базар, строя по
дороге внушительную речь о том, что Никона надо пожалеть, приласкать его надо и нельзя допустить, чтобы он
погиб в пьянстве, валялся
в грязи.
— Жорж,
дорогой мой, я
погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу…
В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я вижу: я вам не жена, не друг, а женщина, которую вы не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я убью себя!
Юрий, выскакав на
дорогу, ведущую
в село Палицыно, приостановил усталую лошадь и поехал рысью; тысячу предприятий и еще более опасений теснилось
в уме его; но спасти Ольгу или по крайней мере
погибнуть возле нее было первым чувством, господствующею мыслию его; любовь, сначала очень обыкновенная, даже не заслуживавшая имя страсти, от нечаянного стечения обстоятельств возросла
в его груди до необычайности: как
в тени огромного дуба прячутся все окружающие его скромные кустарники, так все другие чувства склонялись перед этой новой властью, исчезали
в его потоке.
Мне хорошо памятна зима 30 года тем, что по распоряжению отца по обеим сторонам
дороги, проходившей чрез усадьбу, разложены были день и ночь курившиеся навозные кучи. Толковали, что это предохранительное средство от холеры, от которой много
погибает народу. Но лично я не помню, чтобы видел такое множество похорон, какое мне позднее пришлось видеть
в Малороссии
в 48 году.
— Да и нет его — бога для бедных — нет! Когда мы за Зелёный Клин, на Амур-реку, собирались — как молебны служили, и просили, и плакали о помощи, — помог он нам? Маялись там три года, и которые не
погибли от лихорадки, воротились нищие. И батька мой помер, а матери по
дороге туда колесом ногу сломало, браты оба
в Сибири потерялись…
А вот мысли о ней самого Макара Алексеича: «Клянусь вам, — пишет он Вареньке, — что как ни
погибал я от скорби душевной,
в лютые дни нашего злополучия, глядя на вас, на ваши бедствия, и на себя, на унижение мое и мою неспособность, несмотря на все это, клянусь вам, что не так мне сто рублей
дороги, как то, что его превосходительство сами мне; соломе, пьянице, руку мою недостойную пожать изволили!
Человек сошел с
дороги, присел к реке, заграждающей ему путь, и говорит, что тот, кто послал его идти, обманул его, и он
в отчаянии ломает руки, стоя над рекой, и бросается
в реку, проклинает пославшего его и
погибает в ней, а не хочет знать того, что на том пути, с которого он сбился, были везде мосты и все удобства для путешествия.
Не укоряйте меня, мой друг, что все эти мысли приходят мне, когда я думаю о моем сыне: он теперь прожил уже срок своего наказания, получает чин и был бы свободен: он бы уехал к вам, вы бы открыли
дорогу его художественному развитию, между тем как со мною он
погибнет здесь среди удушливой атмосферы канцелярской, но почем знать — может быть, со временем сживется с нею и позабудет все, что я старалась
в него вдохнуть…
— Нет, не они, a ты, ты, Мила… Это была ты…
В ту минуту, когда я почувствовал, что жизнь кончается, что я умру,
погибну, расстрелянный этими людьми — передо мной предстал, как живой, твой милый образ… И тогда я понял, что ты — самое
дорогое для меня существо
в мире и что я люблю тебя, как самого
дорогого друга на земле, как самую
дорогую сестру… И я никогда, никогда не забуду этой минуты, Милочка… Никогда не забуду…
Жизнь вдруг стала для него страшна. Зашевелились
в ней тяжелые, жуткие вопросы…
В последнее время он с каждым годом относился к ней все легче. Обходил ее противоречия, закрывал глаза на глубины. Еще немного — и жизнь стала бы простою и ровною, как летняя накатанная
дорога. И вот вдруг эта смерть Варвары Васильевны… Вместе с ее тенью перед ним встали полузабытые тени прошлого. Встали близкие, молодые лица. Гордые и суровые, все они
погибли так или иначе — не отступили перед жизнью, не примирились с нею.
Остался один, сиротой, без отца, без матери, может
в одиночестве
погибнуть… начнет ходить
в крестьянских хороводах, ездить на тройках с бубенчиками, стегать арапником по
дороге встречных и поперечных… пропадет ни за что!..
— Разве она не понимает, что отец, конечно, скорее выведет сына на честную
дорогу, нежели она, бездомная скиталица, разведенная жена… Как бы она ни была настроена враждебно против своего мужа, она не может усомниться
в одном,
в его честных правилах… Где она была восемь лет? Почему только теперь ей понадобился сын? Нет, это возмутительно… Мальчик
погиб не только для Ивана, он
погиб для всех…
В прогулках своих я не любил ходить по спокойным пробитым
дорогам; нет, я старался быть там, где следа человеческого не видано, кроме моего, куда можно было пройти с опасением упасть и
погибнуть или с радостною надеждой быть там первым.